«Для голоса» – и первой отпила.
Во фляжке был коньяк.
Подруги дома не оказалось, но у нее имелся ключ («Жили раньше вместе»). Когда мы вошли, половицы в темноте громко скрипнули. Она стала искать рукой выключатель и задела меня по лицу. Я сжал руку и притянул ее к себе. Ее губы пахли коньяком, и рот был тоже коньячным. Расстегивал пуговицы и кнопки, пока ее груди не ткнулись мне в ребра, как лодки. Я накрыл их ладонями. Мы неуклюже опустились на пол.
Спустя время в скважине завозился ключ, на пол упала полоска света. «Кто здесь?» Это вернулась подружка; хмыкнула и, не зажигая света, перешла в кухню; оттуда громко загомонило радио; она стала греметь посудой.
«Чай-то пить будете?» – наконец раздалось из кухни.
За столом они говорили о своем, как будто ничего не случилось. А я пил жасминовый чай и думал: вот вкус, который навсегда будет связан с этим вечером.
19.
С тех пор прошло три года, и я сильно к ней привязался. Она уже тогда жила одна (отец уехал в Америку). Жила в квартире на первом этаже с окнами во двор, мимо которых юные мамы бесконечно катали свои коляски. Летом в комнатах было темно и прохладно и тихо от зелени. Зимой казалось, что снег падает прямо на паркет, так ослепительно все со снегом в квартире белело.
Она работала в глянцевой журналистике, но каким-то образом сохраняла свой уют, была «теплой». В отличие от моего это поколение взрослело по клубам – и они быстро устали от шума. Теперь ей нравилось хозяйничать по дому, принимать гостей или просто быть одной. Когда она приглашала подруг, к ней на выселки приезжали долговязые аутичные девушки в дорогих свитерах. Колдуя над салатами, они толпились на кухне, а когда я подъезжал со своими шутками, улыбались, но не понимали, и предлагали открыть вино.
Одевалась она в дорогих магазинах, но вечно покупала то, во что пряталась. Она вообще как будто себя стеснялась. Но стоило мне раздеть ее, стоило снять одну за другой все эти вещи, как тело само подсказывало, что ему делать.
Я быстро полюбил ее свежие простыни и чистые полотенца. Мне нравилось ее тело – и что в холодильнике полно еды, а под ногами чистый пол, по которому хорошо ходить босиком. Прожив много лет один, я из года в год совершенствовал свои бытовые потребности, сводя их к минимуму. И вот теперь в уютной девичьей квартире мне приходилось заново открывать мир кофеварок и миксеров, тостеров и салфеток.
И мне это нравилось.
Я ни разу не сказал, что люблю ее. Только отвечал: «конечно», «а как же». В такие минуты она прижималась ко мне, и ее груди, как лодки, снова тыкались мне под ребра.
Спрашивала: «За что?»
Я грубо отшучивался.
20.
Я проснулся – Золотой Рог уже разгорался под окнами. Голый, сел на влажных простынях. Уставился на пальцы ног. Представил себе, что эти странные предметы, эти клубеньки, не имеют ко мне никакого отношения и можно безболезненно отрезать или отломить их, а потом выбросить в корзину для мусора.
Наклонившись, оттянул большой палец. Отпустил – и палец послушно вернулся в строй.
Тапки лежали под диваном, и мне пришлось искать их. Там же, под диваном, я обнаружил вчерашний сверток. Разодрал скотч, развернул – и на пол упало что-то пестрое. Это был коврик.
Я разложил ковер и обошел кругом, заглядывая в него, как в колодец. Он выглядел необычно. Те, что продавались по переулкам, на уличных базарах, были, как правило, красными или коричневыми. А здесь синий орнамент лежал на белом поле, отчего ковер казался невесомым, каким-то воздушным. По бордюру шли фигурки черных птиц, похожие на цифры. Кто прислал мне этот ковер? Чей подарок?
«Восточная манера».
Я сел на ковер и погладил рисунок.
Ворс покалывал голую кожу.
21.
Самую знаменитую монографию о Синане написал профессор Абдулла Курбан. Книга вышла тридцать лет назад и принесла славу преподавателю Стамбульского университета. Монографию перевели на европейские языки, Курбан стал ездить с лекциями. Секрет его успеха был прост и оригинален. Впервые на Востоке исламское зодчество трактовалось в жанре художественного эссе. Архитектурные термины Курбан обращал в метафоры, про религию говорил с точки зрения сопромата, а о прошлых веках империи сообщал в стиле журнальной передовицы. Он делал то, что в исламе не слишком приветствуется – смешивал несовместимые в сознании восточного человека вещи. За что его и обожали, и ненавидели.
Одну из его английских книг о Синане я прочитал еще в Москве. Скольких трудов мне это стоило – отдельная история. Начну с того, что в Москве вообще не оказалось серьезных книг по искусству ислама. Потрепанные альбомы по миниатюре с невидимыми от времени иллюстрациями и старенькие путеводители по городам Советской Средней Азии – вот и все, что мне предлагали в магазинах. Тогда я решил дать объявление. Спустя неделю со мной действительно связались. «Нужной вам книги у меня нет, – сказал в трубке ровный мужской голос. – Зато есть брошюра «Восточный ковер и как его соткать в домашних условиях». Издание Глуховской мануфактуры. С иллюстрациями. То, что вам надо».
Книга Курбана продавалась в Интернете. Лучшую цену назначил небольшой австралийский магазинчик. Мы списались. Хозяин спрашивал о погоде в Москве и предлагал перевести деньги за книгу на его счет.
«А лучше наличными по почте», – настоятельно добавил он. И я, словно повинуясь гипнозу, бросил конверт с купюрами в ящик на Мясницкой. Несколько дней я еще вздыхал о деньгах, что не дойдут, сгинут – а через неделю забыл о посылке. Мне предстояла поездка в Лондон.
22.
Это была русско-английская тусовка на Стрэнде – литераторов, священников, журналистов собирали по случаю частного юбилея. Я был хорошо знаком с хозяйкой приема и получил приглашение тоже. И вот теперь слонялся в светской толпе, нацепив костюм и галстук.
Мне нравилось разглядывать этих пожилых, но еще бодрых людей. Например, джентльменов, которые тут одевались совсем неброско, в мешковатые пиджаки, такие же вельветовые брюки и туфли из мягкой кожи. Или дам, облаченных в свитера или платья каких-то совсем забубенных фасонов.
Мне мало кто был известен в этом собрании, я стоял один. Какая-то дама даже вручила мне пустой бокал, и я понял, что меня с моим одиноким галстуком держат за официанта.
Тут-то и отыскалась хозяйка приема.
Она знала о моих турецких делах и взяла под руку. Меня подвели к старику. Он сидел в кресле, упираясь в пол клюкой. На спине под джинсовой рубашкой я заметил горб. Звали этого седого горбуна Мурза, он был турок и занимался правозащитной деятельностью. Я рассказал, что хочу написать книгу о Синане, ищу литературу. Мурза одобрительно закашлялся, протянул мне клюку и достал из кармана визитку. «Сошлись на меня, – нацарапал на бумаге. – Скажи, что…» – Тут он совсем зашелся, хозяйка даже похлопала его по загривку. Мурза опустился в кресло и затих.
23.
Я вышел из метро, когда на небо уже легли бордовые полосы. Магазин находился недалеко. Вот и витрина, заваленная книгами; Saqi Books, 26 Westbourn Grove, стеклянная дверь с черной цифрой; колокольчик.
Внутри тянулся узкий зал, упирающийся в лестницу на антресоль. Кругом шкафы, шкафы. Едва слышно тренькает восточная музыка. Пусто. Я тихо прошелся вдоль шкафа. Полки были забиты изданиями Корана. Тут имелись томики в зеленом бархате, фолианты в окладах с камнями и даже книги с обложками, покрытыми сусальным золотом.
– Чем могу помочь? – На лестницу вышел молодой человек в черном свитере.
– Меня прислал Мурза.
Тот пожал плечами.
– Я ищу книги о Синане.
Молодой человек кивнул. За шкафом, куда он исчез, забормотали на два голоса, что-то хлопнулось об пол, потом все стихло. Я отвернулся к книгам. Первое, что я увидел на полке, – это корешок с надписью «Синан». Абдулла Курбан, издание Стамбульского университета, язык английский. Иллюстрации, суперобложка. Та самая.
В этот момент на лестнице снова возник молодой человек. «К сожалению, книг о Синане в продаже нет», – сказал он. Я показал ему на книгу. Выражение его лица осталось абсолютно невозмутимым. С тем же лицом он спустился в кассу. Затрещал аппарат, альбом спрятали в пакет. Я взял покупку и молча толкнул стеклянную дверь. В стекле отразились сотни томов Корана и три черные фигурки восточных людей, которые печально смотрели мне вслед.
На следующий день, когда я вернулся в Москву, меня ждало почтовое извещение. Получив пакет, я вскрыл его. Это была точно такая же книга, только из Австралии. Абдулла Курбан, издание Стамбульского университета, язык английский. Суперобложка. Иллюстрации.
Книги лежали рядом как близнецы – две мечети на обложке, два Синана смотрят с портрета. Разве что истории у них разные, а так точные копии.
